Subject: [club-l] Об аутентике


Включив компьютер после двухнедельного перерыва обнаружил живейшую дискуссию 
по поводу так называемого "аутентичного" исполнения.

Не являясь ни музыкантом, ни музыковедом, ограничусь лишь наблюдениями слушателя.

На мой взгляд, raison d'etre "аутентичного" исполнения состоит в том, что 
времена изменились и изменился человек. Всего стало больше, все стало больше, 
быстрее, мощнее, зачастую - грубее, "жирнее". Другими стали краски и звуки 
- посмотрите на картины старых итальянцев, на Гирландайо, например (не знаю, 
есть ли они в Москве) - какая чистота и ясность тона.
Художники Тосканы видели вокруг себя холмы своей страны - и их писали.

Сегодня американский композитор Стив Рейх пишет опус "Жизнь в большом городе" 
(есть об этом документальный фильм, где камера сопровождает композитора от 
первых моментов, когда он записывает на магнитофон напев нью-йоркского негра 
- уличного продавца зонтиков и шипение пневматичнеских дверей метро до репетиций 
и, наконец, до премьеры).

Пролистайте хрестоматию мировой литературы, непредвзято сравните язык старого 
времени с сегодняшним - и вы поймете, что человек стал иным. Мне доводилось 
в Израиле встречать людей, приехавших в Палестину в начале 20-х годов и сохранивших 
роскошный русский язык, свидетельствующий об иной ментальности, чем сейчас 
- сегодня на таком языке никто не говорит, потому что важным стало другое, 
в эпоху массового сознания иными стали приоритеты.

Когда речь идет об "осязаемых" формах искусства - изобразительных или о литературе, 
у нас есть возможность хоть в какой-то мере прикоснуться к прошлому; иначе 
- с музыкой, которая существует только в тот момент, пока звучит.

Мне доводилось слышать довольно много музыкантов и ансамблей, работающих 
в "аутентичной" манере. Далеко не все они, несмотря на мировую славу, были 
интересны - иные были откровенно скучны. Мне кажется, что запомнились те, 
для кого аутетичность состоит далеко не только и не столько в том, чтобы 
"иначе держать смычок" - но также и в глубоком осознании мироощущения человека 
прошлого.

Позволю себе кратко перечислить их.

Итальянский скрипач Фабио Бьонди и его ансамбль играют растиражированные 
"Времена года" Вивальди так, точно слышишь их в первый раз и, скажем, в "Зиме" 
 понимаешь, чем был холод для во всех смыслах незащищенного, открытого всем 
ветрам человека тех времен. Это я слышал "живьем"; в записи - "Покинутую 
Дидону" Тартини в исполнении Бьонди и мог сравнить с записью Стерна - и вновь, 
при всем уважении к Стерну, могу сказать, что последний играет "жирно", а 
первый - ясно, и веришь, что Бьонди ближе к оригиналу в смысле мироощущения 
человека прошлого.

Вот несколько ведущих мировых специалистов по исполнению Баха и Генделя.

Хельмут Рилинг и его ансамбль "Гахингер Канторай" - после них слушать традиционное 
исполнение "Страстей" невозможно. Хикокс и его ансамбль "Инглиш Консерт" 
исполняют "Мессию" Генделя так, точно для музыкантов (в частности, солистов) 
история Христа - это их история, такая за этим стоит истая вера простого, 
"маленького" человека, который в момент молитвы или религиозного размышления 
поднимаетесь на истинные высоты духа. А сколько чистой, ясной (я сознательно 
вновь и вновь повторяю эти слова) радости в том, как Тон Купман и его ансамбль 
"Барокко" из Амстердама исполняют кантаты Баха!

Наконец, немало музыкантов-исследователей занимается поисками забытой старинной 
музыки; так, один из них - испанец - ищет их по преимуществу в монастырях 
и самый богатый "улов", между прочим, приносят ему монастыри Латинской Америки. 
Зачастую эта музыка звучит в первый раз. Как, скажите на милость, ее исполнять? 
По-современному или все же "по-старому"?

С другой стороны, мне доводилось беседовать с крупными музыкантами, которые 
пережили увлечение аутентикой (в том числе - и с Башметом). Все они говорили 
примерно одно и то же: хорошо, что это течение возникло, мы многому научились, 
многое для себя открыли, и хорошо, что сегодня оно пошло на спад: ведь сами 
великие композиторы писали в расчете на инструменты с более богатыми возможностями, 
им бы понравилось, как мы их сегодня играем.

Но что вообще есть "аутентичность"? Совсем недавно в Тель-Авив приезжал Курт 
Мазур, продирижировавший всеми симфониями Чайковского; оркестр звучал свежо, 
в музыке не было ни тени тяжеловесности, ни легчайшего намека на сентиментальность 
или перегруженность. Его Чайковский был - очищение без катарсиса. После концерта 
я поговорил с ним - он сказал что да, таково его восприятие Чайковского. 
На мое замечание: "Вы - интеллектуальный дирижер" он с улыбкой ответил: "Ну, 
скажем так, я отдаю себе отчет в том, что я делаю".

Еще более очевидной аутентичность его дирижерской манеры стала в другом концерте, 
который имел бешеный успех у публики. Программа была смешанная, вокально-симфоническая, 
если так можно выразиться. В концерте участвовал феноменальный канадский 
тенор Бен Хеппнер, дебютировавший в Ираиле. Сегодня он считается одним из 
ведущих вагнеровских теноров, но и в итальянском репертуаре он, прямо скажем, 
блеснул. Однако речь сейчас не о нем. В оркестровой программе исполнялись 
вещи достаточно заигранные, но Мазур точно снимал поздние слои масляной краски 
со старых фресок, как, например, в увертюре к "Оберону" Вебера.
"Ромео и Джульетте" Чайковского он возвратил  прозрачность драмы, и вновь, 
то было  очищение без катарсиса, казалось, будто мудрый и надежный друг увлекает 
тебя в высший мир, на снежные склоны классической трагедии. А религиозный 
катарсис он приберег для подобного хоралу "Интермеццо"  из "Сельской чести" 
Масканьи.

Это - не "аутентичность" в общепринятом понимании слова; это - безупречное 
чувство стиля. И, вероятно, чувство стиля, спроецированное на иную эпоху, 
взывает к игре на старых инструментах.