Предстояла поездка в
Голландию. Я люблю ее каналы, музеи, чудесные
завтраки и, конечно, публику, воспитанную на
хорошей музыке и жаждавшую серьезных программ. С
удовольствием предвкушал я и совместные
выступления с Ван дер Пасом, тонким музыкантом и
приветливым человеком. Он аккомпанировал многим
гастролерам и часто выступал с Эмануэлем
Фейермапом.
Три разных программы, сыгранные
последовательно в двенадцати концертах, были
хорошо приняты. Закончив турне, я готовился
отправиться во Францию, играть в Париже, Лионе и
Марселе. Уплачивая по счету, я увидел в вестибюле
отеля "Амстель" Анну Павлову. Она тоже
завершила гастроли и выглядела усталой. Мы
поговорили о гармонии физических и духовных
усилий в артистической деятельности, и она
заметила: "Иногда мне хочется, чтобы осталось
только духовное начало". Анна Павлова взяла с
меня слово сыграть для нее в Лондоне
"Лебедя". Она скончалась прежде, чем я смог
сдержать обещание.
В Марселе я должен был играть с оркестром.
Придя на репетицию точно в назначенное время,
увидел только горсточку музыкантов. "Это
неважно, - спокойно сказал дирижер Георг
Себастьян. - сейчас подойдут". Я последовал за
ним на эстраду. Он представил меня нескольким
присутствовавшим артистам и объявил:
"Пожалуйста, концерт". Повернувшись ко мне,
он шепнул: "Мы сделаем вид, что готовы, тогда
они поторопятся. Это всегда действует". И
действительно, я увидел, что музыканты ринулись
со всех сторон и заняли свои места. Они
приветствовали друг друга, настраивали
инструменты. Не прошло и четверти часа или около
того, как собралась добрая половина оркестра.
"Пожалуйста, концерт". Себастьян
постучал палочкой по пюпитру, и я услышал нечто,
долженствовавшее быть концертом. Это было так
забавно, что я не мог удержаться от смеха.
Наконец, весь оркестр собрался в сборе во главе с
концертмейстером - он пришел последним и
объяснил: "Моя парикмахерская была полна, и я
не мог не обслужить постоянных клиентов".
Печально было видеть, что такие тонкие музыканты
не могут заработать на жизнь своей профессией.
В тот вечер оркестр, как бы желая
вознаградить за неполноценную репетицию, играл
великолепно. Концерт мы отпраздновали буйябесом
и хорошим вином, разговаривали о музыке, и все
согласились, что пока существует музыка -жизнь
музыканта хороша.
После неумеренного потребления буйябеса
единственно логичным для меня было поторопиться
в Виши, однако я поехал туда не пить знаменитую
минеральную воду, а играть концерт Шумана с сэром
Томасом Бичемом. Я играл с ним и раньше и, высоко
ценя его мастерство, жалел, что плохое знание
английского языка не позволяет мне так же высоко
оценить его прославленное остроумие.
Репетиция прошла прекрасно: вечером, если
бы не посыльный, из отеля, я пришел бы на концерт в
наилучшем настроении. Но когда я уже собрался
уходить, посыльный, застав меня врасплох, схватил
мою виолончель, и прежде чем я успел вымолвить
хотя бы слово, умчался с ней на велосипеде по
направлению к концертному залу. С воплями я
побежал вслед за ним, но лишь на мгновение увидел
виолончель, болтавшуюся из стороны в сторону.
Велосипед исчез. Задыхаясь, я догнал посыльного
уже у входа на эстраду: он был очень доволен
хорошо выполненной работой.
Через пятнадцать минут я встретился с
сэром Томасом на эстраде. Он дирижировал с
большим вкусом, и Шуман звучал вдохновенно. Такое
впечатление сохранилось даже после того, как я
увидел, что сэр Томас изрядно раскачивается из
стороны в сторону, Это развлекло меня и еще раз
напомнило о посыльном. Но я радовался, что в
результате наше исполнение не пострадало.
После концерта мы обменялись
комплиментами. Сэр Томас объявил: "Великолепно
сыграли". Я ответил: "Превосходно
повелосипедили". Он посмотрел на меня
удивленно, но ничего не сказал.