Назад

Главная страница

 

  
Готфрид Пильц: «Удалить «пыль» эпохи»

 В постановочной команде "Золота Рейна" Готфрид Пильц - единственное незнакомое нам имя. Однако в западных театральных кругах он хорошо известен,  как человек, дерзко принимающий вызов современной оперы - ни одна шумная мировая премьера последних десятилетий не обошлась без него. Но и "Колец нибелунга" у него тоже немало. Это - третье.

 - Господин Пильц, пространство петербургского "Золота Рейна" условно и, как мне кажется, универсально. Этого определения достаточно, или вы вкладываете какие-то более конкретные идеи в свою работу?

- Вообще я очень неохотно говорю об идеях, которые вложены в сценографию. Ибо когда художник заявляет, что имелось в виду, он провоцирует публику на определенное представление, не пропущенное ею через чувство. Сценография имеет свой собственный язык, и при раскодировании его у каждого должны родиться свои образы. Мы можем сравнить это с литературой. Когда человек читает роман, в его воображении возникает то, о чем он читает. Но при этом у каждого будет свое изображение, чуть-чуть отличающееся от той картинки, которую при том же описании видит другой. Видение зависит от того, что мы способны почувствовать. Я всегда боюсь, объясняя свои сценографические идеи, утерять эмоциональный контакт с аудиторией, боюсь, чтобы интеллект не "вылез" раньше чувства. Потому что тогда из поля внимания зрителя уйдут многие атмосферные моменты. А с ними - и содержательные.

- И тем не менее идея универсализма - существование вне времени и географии, точнее, в любую эпоху в любом месте - ясно прочитывается в вашей нынешней работе.

- Да, как правило, я пробую предложить нечто универсальное. Это мое третье "Кольцо", и все они разные. Главным образом потому, что сделаны на сценах с различными техническими возможностями. В Хельсинки я мог, не стесняясь, реализовывать безумные вагнеровские идеи. Поскольку театр в Хельсинки оборудован очень современно: в зале есть не только основные подмостки, но также боковые, нижние и внутренние сцены. На них легко, выстраивая декорации любой сложности, обеспечить динамику и беспрерывность действия. А в Мариинском театре есть лишь сцена с барьерами, и эти технические предпосылки ограничивают. Но когда мне объяснили характер мариинской сцены и спросили, возьмусь ли я за эту постановку - я подумал, что получаю шанс работать более концентрированно, буду просто вынужден собраннее мыслить. И согласился. Потому что, конечно, проще делать сценографию, когда весь сценический мир функционирует так, как задумано автором - в данном случае Вагнером. Но извлечь идею из малого пространства - это с профессиональной точки зрения большая ценность.

- В Хельсинки вы поставили "Кольцо" целиком или только "Золото Рейна"?

- Нет, нет, я сделал целиком "Кольцо".

- И сценографическая идея там общая для всех четырех опер?

- Не совсем. Идея постоянных превращений - одна на все части. Но для каждого места - вод Рейна, Валгаллы, небес, подземелий - была найдена своя плоскость. И потом там была "вещественная" декорация. Строились замки - правда, с уменьшенными картинками, - и для каждой части разные замки. А сейчас, в петербургском "Золоте Рейна", я попытался выстроить на сцене мир, содержащий потенции для различных мест действия. Без конкретных декораций.

- Вы собираетесь использовать эту сценографию и в следующих частях "Кольца"?

- Вы задали очень сложный вопрос. Поскольку, когда я начинал работу, я концептуально задумал все "Кольцо", исходя из заявленных технических возможностей - глазами я театра не видел, ведь я приехал в Петербург впервые. Но сейчас, после опыта "Золота", буду еще думать. Потому что изучил сцену, понимаю атмосферу и возможности театра, характер его взаимоотношений с публикой. И мне кажется, что сегодня я уже могу позволить себе, выявляя концепцию, исходить не только из качеств сцены и следующих отсюда ограничений, но и из собственно художественных вещей. То есть сцена меня больше не пугает.

- "Золото Рейна" - ваша первая работа с Йоханнесом Шаафом. Удовлетворила ли она вас?

- Я знаю его спектакли с очень давних пор. Когда я еще учился, я видел замечательные постановки Шаафа на Зальцбургском фестивале: Зальцбург - мой родной город. Это было еще до начала моей карьеры, и они на меня очень повлияли. Наш общий драматург Вольфганг Виллашек - я работаю с ним уже десять лет, давно хотел свести нас вместе. Но всегда получалось, что на время их постановок я занят. И в конце концов мы решили, что "Золото Рейна" лучше всего подходит для совместного дебюта - если что-то не заладится, можно "разойтись" без ущерба для целого, так как остальные части "Кольца нибелунга" относительно самостоятельны.

- Вы, как и Шааф, работаете не только в опере, но и драме?

- Да, среди двухсот моих спектаклей - и оперы, и драмы. Я много работаю как сценограф, но также и как режиссер. Горжусь своими пятью постановками: это премьеры только что написанных опер немецких композиторов. Есть на моем счету и художественные выставки со светоинсталляцией - тоже как бы театр: там были объекты, оживавшие благодаря игре света. А еще я занимался оформлением детских книг. Все это требует умения рисовать - я этому много лет учился. И с годами, благодаря многим возможностям или невозможностям, стал складываться концентрированный стиль моей сценографии.

- Такой же простой, емкий и не совсем конкретный, как детские рисунки?

- Нет, нет, я думаю, что нельзя сравнивать искусство оформления книги с театральным искусством. В театре есть "промежуточный пункт" - писатель. И моя цель - чтобы фантазия писателя перенеслась в пространство, возникла в нем. А благодаря музыке сцена лучше "слышится". И, наоборот, через музыку легче понять картинку. Поскольку язык музыки родственен изобразительному - это чувственные языки. Моя сценография реализует то вдохновение, которое вызывает во мне опера. И речь не о прекрасных реалистических деталях, а об общей атмосфере. Особенно в такой обширной действительности, как вагнеровское "Кольцо". Оно - космологично; оно - утопия. А мы должны увидеть утопию своими глазами.

- Музыка создает атмосферу - и пространство невозможно вне атмосферы. Вы считаете, что их дуэт - изюминка оперного спектакля?

- Я просто думаю: наше чувственное восприятие видоизменяет ту действительность, которая создана головой, интеллектом. В конце концов, я, как сценограф, могу банально помочь увидеть комнату, где происходит действие. Но атмосфера - это другое. Атмосфера сама творит. Фантазия открывает такие вещи, которые мы в своей повседневности, в наших заботах не замечаем. Визуализировать незамеченное - одна из сущностных задач сценографии как искусства, а не как ремесла.

- К натуралистическому театру - Золя или оперным веристам - это тоже относится?

- Я, конечно, не врач, у которого есть определенные рецепты, но думаю, что методом визуализации можно открыть любую пьесу и партитуру. Работа сценографа в чем-то похожа на работу композитора (я так хотел им быть!): вариативность добавляет ясности. Меня это очень захватывает, очень вдохновляет.

- Когда вы, к примеру, берете пьесу, и там написано: в правом углу стоит диван, слева дверь, в середине окно - вас эти авторские заметки интересуют?

- Интересуют, но автор был связан со своим временем. Его фантазия - как все должно выглядеть - ограничена многими вещами, в том числе мировоззренческими и техническими возможностями эпохи. Но, например, в "Золоте Рейна", да и во всем "Кольце", есть свобода для вариаций. Надо найти некий промежуточный образ: что-то, что не является скалой, но выглядит как скала. Или что-то, что - не вода, но что может ассоциироваться с водой. Это было бы идеальным решением.

- То есть вы вычитываете вагнеровские идеи из его статей и ремарок, а потом пытаетесь воплотить эти идеи сегодняшними театральными средствами.

- Дело не в средствах современного театра - это было бы чисто внешним подходом к проблеме. Вся вагнеровская мысль - отпечаток его времени; театральные поиски Вагнера - абсолютная параллель процессов, происходивших в изобразительном искусстве, в оптике, даже - в истории и политике девятнадцатого века. Художественные произведения всем комплексом связаны со временем, их породившим. Но мы должны удалить "пыль" эпохи. Останется - вечное. А оно легко переносится на наши вопросы и проблемы. Сегодня "Кольцо" ставится почти в каждом городе, при этом я вижу все новые постановочные возможности - их тем больше, чем глубже у постановщиков попадание в вечное. И потом еще одна вещь важна для сценографа: он должен уметь вычитать подтекст. Именно подтекст является основанием для сценографического текста спектакля.

- Вы также работаете со светом?

- В этот раз я сделал сценографию и костюмы, а художник по свету - Манфред Фосс - вместе с нами приехал из Германии. Заниматься светом мне было бы здесь нелегко, потому что я не говорю по-русски, а художник по свету должен много говорить с техническим персоналом. С Фоссом мы работаем уже многие годы и пытаемся совместными усилиями создать мир, как можно более соответствующий вагнеровскому духу.

- В баварском замке Нойшвайнштайн мне приходилось видеть грот, сооруженный специально для постановок опер Вагнера. Такая световая феерия, как там, невозможна ни в одном современном театре.

- Скажу вам по секрету. Мне кажется, что, если бы Вагнер был жив, его оперные миры очень напоминали бы Голливуд. То, что они придумывали вместе с Людвигом Вторым Баварским - это почти Диснейленд.

- Кроме Вагнера, вы, конечно, ставили и других авторов?

- От барочных опер - к сожалению, их не так много, как хотелось бы - до музыки ХХ века, а в ХХ веке - множество мировых премьер. Хенце, например. И очень многое, что было запрещено в 33-м году: Кшенек, Шрекер, Шёнберг. Ставил я и русские оперы - "Борис Годунов", "Князь Игорь". "Любовь к трем апельсинам" - это было в Киле, спектакль имел огромный успех и был толчком к моей карьере, "Огненный ангел", "Мастер и Маргарита" по Булгакову немецкого композитора Эрка Феллера. Для этой постановки я изучил весь булгаковский роман - очень хорошо представляю себе те места, которые в нем упомянуты. Перенести на сцену полет Маргариты было особенно трудно. Но и очень увлекательно. Вообще, должен вам сказать: современная музыка, как и современная литература, увлекает меня больше всего. Они, возможно, непросты по языку, но таят в себе уйму интереснейших культурных и исторических ассоциаций.

Беседовала Надежда Маркарян

© 2000, газета "Мариинский театр"

 



Воспроизведение любых материалов ММВ возможно только по согласованию с редакцией. Если Вы ставите ссылку на ММВ из Internet или упоминаете наш узел в СМИ (WWW в том числе), пожалуйста, поставьте нас в известность.