Назад

Главная страница

 


 Зарисовки.

    10-го декабря состоялся дебют Марии Александровой в партии Гамзатти. Чуть ранее, 8-го декабря, в той же партии выступала Мария Аллаш. Интересен разительный контраст трактовок, обусловленный несхожестью балерин, принадлежащих к абсолютно различным и достаточно редким сейчас в театре артистическим типам. 

   Очарование Аллаш — в непроизвольной, неброской естественности ее танца, в ощущении, что он случайно возникает у нас на глазах, все время грозя запнуться о техническую трудность, разладиться, пропасть, истаять. Простое, почти будничное зарождение и развитие движений, которые, оформляясь в законченные, ясные батманы, туры, аттитюды, сохраняют след бережных усилий творящей. Облик балерины — миловидное лицо, тонкий стан, изящные руки и ноги — дополняет танец. 

   В Александровой все избыточно, начиная с внешних данных — ослепительная улыбка-оскал, громадные подведенные глаза, руки, едва укладывающиеся в пор-де-бра, ноги, одним махом перерезающие пространства, высоченный прыжок. Ее танец — это напор, блеск, дерзость, замечательное отсутствие рефлексии и сантиментов. В то же время при всей чрезмерности своих проявлений она не лишена стилистической чуткости и вкуса к пластической отделке, давших столь прекрасный результат в утонченно декоративной Рамзее («Дочь Фараона»).

   Гамзатти у Аллаш — избалованная, изнеженная и испорченная особа, но сказано это более игрой, чем танцем. В танце — безмятежность (выходная вариация), тень слабости и отчаяния (после того, как Гамзатти из разговора Раджи и Брамина узнает о клятве Солора), гармонический покой (гран-па). В игре — выразительность жеста, точность состояний. Гамзатти велит служанке позвать Никию. Жест, изображающий последнюю (рука чуть изогнутая в локте, кисть, повернутая тыльной стороной) издевательски точен, пренебрежителен и импульсивен, в принцессе кипит капризное раздражение, она унижена и задета: «Ну эта, как ее — танцорка». Во время объяснения этот жест воспроизводится уже оскорбительно и злорадно: «Танцулька ты есть, ей и останешься». Объяснение отнимает у Гамзатти силы, она опустошена и разбита. На празднике по случаю своей помолвки с Солором, она, напротив, безмятежна, как и ее танец, — отсюда, во-первых, развитие, во-вторых — психологические оттенки, возникающие в наивной старинной мелодраме.  

   На Александровой был тот же костюм, что и на Аллаш, но казалось, что он украшен намного богаче и ярче. Гамзатти у Александровой превратилась в женщину-вамп, великолепно вульгарную, убийственно злобную. Вновь обнаружилось, что жесткие, непослушные руки балерины больше орнаментируют движения, чем что-либо выражают, а жест весьма небрежно иллюстрирует и без того небрежную мимику. Зато танец сиял уверенностью и безукоризненной четкостью, и в гран-па балерина демонстрировала свой технический арсенал во всей его роскошной безапелляционности.

   Исполнение Марии Аллаш привлекает пластической культурой, обаянием простоты, психологизмом (насколько он сейчас возможен в классическом балете), оберегающим движением. В новом создании Марии Александровой поражает колоссальный запас сил и энергии, требующий исхода в иных партиях и иной хореографии.

Сергей Конаев


Воспроизведение любых материалов ММВ возможно только по согласованию с редакцией. Если Вы ставите ссылку на ММВ из Internet или упоминаете наш узел в СМИ (WWW в том числе), пожалуйста, поставьте нас в известность.