 |
«Милосердие
Тита» с берегов Яузы
Майский фестиваль старинной
музыки
В
течение целых десяти дней в столице
музыканты самых разных специальностей
соревновались в деятельной любви к
старинной музыке.
Происходило это в консерватории, на
Майском фестивале старинной музыки и
шедшей одновременно,
в тесной увязке с ним конференции
«Старинная музыка: практика,
аранжировка, реконструкция». Оба
события организованы Коллегией
старинной музыки Московской
консерватории (председатель –
профессор Михаил Александрович Сапонов)
и Молодежным центром «Musica
humana»
(руководитель – Мария Батова, она же
художественный руководитель фестиваля)
при поддержке Института «Открытое
общество» и Российского гуманитарного
научного фонда.
Фестиваль,
который открылся 18 мая программой
«Праздник майского шеста» (музыка
французских менестрелей XV
века в исполнении ансамблей «Musica
Humana»
и «Flauti
dolci»)
и чудесной «Притчей о бражнике»
петербургского «Вертепного театра»,
вместил в себя множество открытий
чудных, вплоть до арабской музыки
Андалусии. Поскольку старинная музыка,
будь она барочная, ренессансная или,
хуже того, средневековая – это, по
определению, terra
incognita,
априорная новизна, свежесть и
обязательность открытий многих к ней и
привлекают. Концерты фестиваля, часто в
трех отделениях, в которых, случалось,
сталкивались лбами мало совместимые
подходы к исполнению старинной музыки,
включали выступления «Российского
ансамбля старинной музыки», «Musica
petropolitana»,
«Homo
ludens»,
«Laterna
magica»,
«Ладъ» и прочих ансамблей из Москвы и
Петербурга, сопрано Марии Батовой,
лютниста Аркадия Бурханова,
клавесиниста Дмитрия Голдобина. Отрадно,
что на многих концертах витал дух Ее
Величества Импровизации.
Сверхзадачей
организаторов было соединить изучение и
исполнение старинной музыки воедино.
Что и произошло в полной мере. Вплоть до
того, что иногда игра в рамках
конференции производила более сильное
музыкальное впечатление, чем на
концерте, но это уже издержки, которые
суть продолжения достоинств.
А
22 мая в Рахманиновском зале Московской
консерватории в рамках фестиваля
состоялась дважды альтернативная
премьера «Милосердия Тита». Эта опера
написана на то же, сверхпопулярное
в XVIII
веке либретто Метастазио, что и
моцартовская, но Иоганном Адольфом
Хассе, и более чем на полвека раньше.
Однако в Рахманиновском зале прозвучала
версия, весьма альтернативная также по
отношению к оригинальной партитуре
Хаесе (вернее, партитурам: после
премьеры в Пезаро в 1734 году автор дважды
перерабатывал сочинение для Дрездена и
Неаполя). Эта версия была представлена в
Москве 29 мая 1742 года, в честь коронации
Елизаветы Петровны, в специально
построенном по проекту Растрелли театре
на берегу Яузы (судя по темпам
сооружения – временном, дощатом).
Партитура, зафиксировавшая музыкальный
текст этого спектакля, хранится в
библиотеке Мариинского театра, и была
подготовлена к исполнению Павлом
Луцкером.
Ко
времени той первой московской
постановки восходит и перевод текста
Ивана Меркурьева, с которым на фестивале
также ознакомили публику (арии пелись по-итальянски,
тексты речитативов декламировались по-русски).
Даже в отредактированном виде он
сохраняет прелестную
непосредственность умозаключений. Вот
Тит исповедуется другу; «Ах, Секст, одно
меня заботит на престоле, Как сделать
добрых дел поболе. В том мое
предназначенье, а прочее – все рабство и
мученье». Вот он же обращается к мнимому
предателю Аннию: «Как предать меня
схитрился? Другом верным притворился.
Однако не зову тебя – «предатель»,
Потому как я – благоподатель». Вот жалуется
Секст: «Иду на смерть отчая, надежды уж
не чая». А вот, наконец, Вителлия
объясняет Титу мотивы своих поступков,
приведших к заговору и пожару в
Капитолии: «Ах, монарх! В общем,
получилось недоразуменье. В надеждах
своих дважды изменилась, Потому оказия
такая приключилась»...
В
то время как Меркурьев являл свой
поэтический талант, петербургские
капельмейстеры Доменико Далольо и
Луиджи Мадонис демонстрировали умение,
сопряженное с эрудицией. Пред их
подвигом бледнеют и, скромно
потупившись, отступают в тень
современные вольности постановщиков.
Десять арий из двадцати одной были
заменены придворными капельмейстерами
на новые, а многие речитативы переписаны
(видимо, исходя из возможностей певцов).
То была обычная практика той эпохи, а
результат в данном случае наводит на
размышления, потому как неоднозначен.
Так, верный Публий без зазрения совести
распевает нечто весьма напоминающее
арию Клеопатры из генделевского «Юлия
Цезаря». И такие вкрапления, наряду с
некоторыми вновь написанными ариями,
показались – по крайней мере, при первом
знакомстве – едва ли не самыми яркими
страницами музыки оперы, хотя и внесли
некоторую стилистическую пестроту. Ас
другой стороны, московская редакция по
сравнению с первоисточником и многого
лишилась.
Премьера
была гордо объявлена «реконструкцией
оперной постановки 1742 года». Для
концертного исполнения это, пожалуй,
слишком сильно сказано. Да и вряд ли
такая реконструкция в принципе возможна
– слишком мало сведений существует на
сегодня о
том
спектакле. К тому же и полный
музыкальный текст оперы не прозвучал,
поскольку речитативы не пелись, а
декламировались. Но и то, что сумела
сделать Коллегия старинной музыки –
очень значительно. Хорошо,
стилистически корректно,
артикулированно звучали
инструменталисты, ведомые сидевшим за
клавесином художественным
руководителем Коллегии Олегом
Чернышевым. В противовес сыгранному
ансамблю струнных и духовых половина из
шести певцов казалась людьми случайными.
Трудности с вокалистами, впрочем,
понятны и объяснимы. Возможно, в этом
тоже заключалась историческая
достоверность, поскольку за
предшествовавший той, первой московской
пркмьере «Милосердия» год траура часть
служивших при дворе музыкантов
разъехалась. Более других два с
половиной веха назад, видимо, радовал
публику знаменитый кастрат Пьера
Мориджи, певший Тита, а нынче порадовала
Марина Ильина (Вителлия) с красивым,
богатым по тембру, свободно льющимся
голосом, уместным и желанным для любого
из оперных стилей. Она же единственная
на должном уровне справлялась и с
декламацией. Профессионально выступила
Светлана Сумачева (Сервилия), хотя ей
партия, похоже, не по голосу. Олег
Касперович (Публий) – единственный на
премьере контратенор из трех заявленных
в составах – наперекор несовершенству
вокала, заражал радостью, которую сам
получал от процесса пения,
артистичностью и апломбом.
Но
самое главное – событие состоялось.
Произнесено
и с успехом рекомендовано публике имя
Хассе, которому этой весной исполнилась
триста лет. Возвращена к жизни партитура,
сообщившая немало лестного о
музыкальных вкусах наших предков. И
обнародована любопытная история
произведения, следы которого уводят из
Москвы в Пезаро, Дрезден, Неаполь,
Петербург...
Анна
Булычева
©
1999,
газета Мариинский театр
|
