Назад

Главная страница

 


Традиция... и новые реалии

«Если взглянуть на список премьер этого сезона — покажется, что в Большом происходит борьба славянофилов с западниками».

(Анна Гордеева, «Общая газета»)

 Возобновление в Большом театре «Дон Кихота» Горского в редакции 1940 года кажется единственно верным шагом худрука балета Алексея Фадеечева. Фадеечев отказался от авторского принципа реконструкции, которого держался Юрий Григорович, на данный момент исчерпавшего себя. В последнем примере такого рола — «Жизели», «поставленной» Владимиром Васильевым, изменения носили деликатный, но все же произвольный характер и не внесли в спектакль новых смыслов. В пресс-релизе Фадеечев пишет: «В своей работе мы исходили из того, что постановка Горского Петипа — совершенна. Нашей задачей было освободить её от позднейших наслоений». Что и было сделано. В спектакль вернулись цельность, своеобразие и художественная логика.

Работа Фадеечева соответствует веяниям времени, с его смиренным отказом от авторства, тягой к подлинности, первозданности, — «аутентичности». Балетные аналогии очевидны — «Спящая красавица» по записям Николая Сергеева и эскизам Ивана Всеволожского, восстановленная Сергеем Вихаревым в Санкт-Петербурге. Костюмы «Дон Кихота» также возобновляли по эскизам 1900 года, со спектакля во многом сняты позднейшие наслоения. Об этом, вероятно, не стоило бы говорить, если бы не одно обстоятельство: Большой театр осторожно пробует вернуться к своим корням, исконным традициям.

«Дон Кихот» Горского поражал своих современников живым движением групп по образцу Московского Художественного театра, непривычной асимметрией построений и зажигательными характерными танцами, которыми вообще славилась московская сцена. Группами сейчас никого не удивишь, однако московские артисты все еще испытывают потребность жить, а не фигурировать на сцене. С радостью включились они в предложенную им игру, живо обсуждая, реагируя и оценивая перипетии романа Китри и Базиля. Ослик и лошадка, на которых появлялись Панса и Кихот, внесли в действие элемент непредсказуемости и радостное оживление, в котором артисты чувствовали себя как рыбы в воде. В спектакле удалось воссоздать атмосферу — ключевое слово в терминологии МХАТ — атмосферу танца-тайны, танца-драмы, танца-поединка, танца-праздника.

В отношении характерных танцев, прежде всего испанских, частично восстановлен подлинный колорит, о котором так заботился Горский. В редакции Григоровича характерного танца было, как это ни странно звучит, излишне много. Хореограф произвольно и небрежно наделил свою постановку «цыганщиной» и «испанщиной», не подкрепленными особенным усердием исполнителей. Танцы перепевали и дублировали один другой, затрудняя восприятие и затягивая действие. В настоящем возобновлении соблюдена должная мера, и размеренные фигурации общих танцев, томный и страстный цыганский танец или зажигательное соло потомственной характерной примадонны Юлии Малхасянц, оставляют хорошее впечатление.

«Дон Кихот» — немногое, что уцелело из наследия Горского, отдавшего свой талант и свои силы сцене Большого театра, прославившей его как балетмейстера. Быть может, мы дождемся возобновления остальных балетов классического наследия в редакции Горского, «Лебединого озера», как предлагает балетный обозреватель «Коммерсанта» Татьяна Кузнецова или «Раймонды». Во всяком случае, на это есть надежда. Петербургские критики, верные традициям Петипа и чистого танца, вольны в своем желании не признавать цены за спектаклями Горского, однако петербургские спектакли Петипа неотделимы от Петербурга и его культуры, Москве же необходимы собственные редакции, продиктованные особенностями климата, городской культуры и темперамента.

Если в «Дон Кихоте» обозначился возврат Большого театра к исконным для него ценностям, работа над балетами Джорджа Баланчина стала проверкой труппы на восприимчивость к чужим стилям и соответствие солистов современным стандартам исполнительской культуры. Характерно, что погоду сделали не столько премьеры, выступившие на привычном для себя уровне[i], сколько кордебалет[ii] и молодые солисты — Дмитрий Белоголовцев, Дмитрий Гуданов, Андрей Болотин, Валерий Непорожний, Мария Александрова, Ян Годовский, Анастасия Яценко, Нина Капцова, Анастасия Горячева... В «Агоне» и «Симфонии...» ясно обозначилась «физиономия» молодого поколения Большого театра, раскрылись и показались в новом свете сравнительно знакомые дарования.

Наиболее перспективно показался Дмитрий Гуданов, станцевавший в этом сезоне партии Меркуцио в «Ромео и Джульетте», Джеймса в «Сильфиде», Солиста в «Агоне» и «Симфонии до мажор». Танец Гуданова, перешедшего под крыло Михаила Лавровского, заметно прогрессирует: прибавилось энергии и блеска, он стал менее нервозен и более артистичен. Над мимикой, правда, Гуданову предстоит немало поработать. Другая надежда Большого театра, Дмитрий Белоголовцев, начинает оправдывать давние авансы, выдавая танец не только атлетичный, но и содержательный. Он тщательно отделывал партии Ферхада и Спартака, его Базиль изумлял своими импровизациями, Абдерахман обжигал вихрями неизбывной страсти надменную графиню Раймонду, а Солист подрывал спортивной энергетикой холодные хореолабиринты «Агона». Были и неприятные эпизоды, когда Белоголовцев в концерном выступлении с налета попытался взять виртуозную партию Солора в картине «Тени» балета «Баядерка». Фиаско вышло полное — два падения и сокращенный донельзя хореографический текст. Остается надеяться, что танцор и его репетиторы сделали надлежащие выводы, и подобный позор на сцене Большого театра больше не повторится. 

С сожалением приходится говорить, что дарование Марии Александровой до сих пор не было востребовано должным образом. Она блистала в своих «коронных» номерах — партиях Уличной танцовщицы, Мирты, вариации гран-па, заявив о себе как о подлинной Солистке в балетах Джорджа Баланчина. Возможно, не выпустив артистку в приготовленной ею партии Китри, руководство Большого театра лишило премьерный спектакль значительной доли дерзости и шика, свойственных исполнительской манере Александровой. Зато в отношении юного Андрея Болотина, впервые появившегося в па-де-де Голубой птицы и принцессы Флорины («Спящая красавица»), театр не прогадал: Болотин волшебным образом зависал над сценой в высоких прыжках и рассыпался по ней в легчайших заносках. «Симпатичная полезность» Владимир Непорожний заслужил свои первые партии добросовестностью и прилежанием, в конце сезона по праву составив дуэт с амбициозной балериной из Петербурга Анастасией Волочковой в «Коньке-Горбунке» и «Жизели».

В начале сезона состоялось несколько представлений «Легенды о любви» и «Спартака» — балетов некогда всесильного властителя Большого Юрия Григоровича. Недавний протагонист спектаклей театра — мужской кордебалет — без энтузиазма существовал в великолепно организованных строевых построениях Григоровича, требующих от танцоров единого ритма и дыхания, воинственной страсти и патриотического одушевления. Имперский размах и помпезность не вызывают сочувствия у современного поколения исполнителей, и это неудивительно. В главных ролях танцоры, близкие по своей органике и стремлениям хореографической идеологии Григоровича Нина Семизорова, Александр Ветров, Владимир Моисеев, Марк Перетокин свидетельствовали о вырождении актерского стиля некогда великой эстетики. В холодной мастеровитости любовного экстаза Эгины-Семизоровой, механической ярости Красса-Ветрова, бодро-неживой, словно заведенной, поступи Визиря-Моисеева, страдальческой пластике Мехмене Бану-Грачевой, которой противоречил слишком уверенный танец, просматривалась опустошенность и исчерпанность самих исполнителей. Балеты Григоровича все более походят на музейное наследие, культурное достояние, которое танцевать необходимо, и в этих метаморфозах еще одна характерная черта сегодняшней действительности Большого театра.

В сезоне 1998—1999 гг. серые будни чередовались с праздниками,  провалы с открытиями и пр. В сезоне 1999—2000 гг. откроется филиал Большого театра, и труппа начнет потихоньку туда перебираться... О том, что это изменит или что от этого изменится, мы узнаем в свое время.

 Сергей Конаев
bruch@cityline.ru

 

[i] Сезон не слишком удался премьерам. Нина Семизорова чахлой тенью выглядела в «Баядерке» и «Сильфиде», перемежая еще уверенные туры с немощными заносками и невысокими прыжками. В добротный штамп обратились танец и драматическая игра Надежды Грачевой. Темпераментная и самолюбивая Инна Петрова сполна насладилась возможностью искупаться в волнах всеобщего внимания, и растворила в них партии принцессы Гамзатти, легенды романтического балета Люсиль Гран и графини Раймонды. Звезды Андрея Уварова и Нины Ананиашвили сияли ровным мягким светом, сливаясь в адажио «Симфонии до мажор». Николай Цискаризде срывал попеременно аплодисменты и вариации, победоносная и тяжеловесная Галина Степаненко свободно бисировала тридцать шесть четверных фуэте в гран па из «Дон Кихота», но так и не смогла выйти из заданного ритма в четвертой части «Симфонии до мажор». 

[ii] Классический кордебалет более менее ровно и профессионально оттанцевал свои спектакли, от более чем среднего уровня «Жизели» и «Спящей красавицы», поднявшись в «Раймонде» и «Симфонии до мажор» до откровений слаженности, чистоты и благородства ансамблей,  пленявших гармонией частей и целого, сравнимой с музыкальной. Картина «Тени» балета «Баядерка» давалась в сезоне слишком часто, и переход от архитектурной строгости и одухотворенности построений к школьной планиметрии в конце сезона, вполне закономерен. Общий стиль не претерпел изменений: графическая заостренность рисунка, динамичность перемещений.

 


Воспроизведение любых материалов ММВ возможно только по согласованию с редакцией. Если Вы ставите ссылку на ММВ из Internet или упоминаете наш узел в СМИ (WWW в том числе), пожалуйста, поставьте нас в известность.