topliteratura.gif (4465 bytes)
Содержание

Главная страница

raspor.gif (49 bytes) 

                                                                     
Фрагмент девятый

    ...Когда молодые скрипачи спросили у Фрица Крейслера: "Этот пассаж надо играть в четвертой позиции?" - тот ответил: "Не знаю, - гдe это - четвертая позиция?". Так творец и исполнитель сливается здесь воедино... А вот как Фуртвенглер обращался к оркестру: "Господа, эта фраза должна быть... должна быть... должна... ну, вы понимаете, что я хочу сказать, пожалуйста, попробуем еще раз, пожалуйста". И потом в антракте он заявил мне: "Вы видите, как важно для дирижера ясно излагать свои пожелания?". Как ни странно оркестр понимал, чего хочет Фуртвенглер.
    Да и ученые могут зайти в тупик в своем восприятии действительности. Альберт Эйнштейн, чья страстная любовь к музыке часто сталкивала его с музыкантами, пригласил меня однажды на обед. Когда я пришел к нему домой на Хаберландштрассе в Берлине, он спросил:
    - Видели ли вы когда-нибудь японскую скрипку?
    - Нет, - ответил я.
    - Один японский студент университета сделал скрипку. Хотите посмотреть?
    Я ответил согласием.
    - Отлично. Подождите минутку.
    Эйнштейн исчез. Оставшись один в квартире, голодный, я прождал его около двух часов. Наконец он ворвался, запыхавшись. Не снимая пальто, протянул мне скрипку. Грубо выполненная, она была весьма непривлекательна, Обдумывая, что бы ему сказать, я вдруг ощутил, что у него внезапно пропал всякий интерес и к скрипке и к моему мнению о ней. С облегчением я предложил пообедать в хорошем ресторане поблизости. Он охотно ел, говорил о музыке, расспрашивал меня, а я, конечно, и не пытался коснуться его сферы.
    Перед тем как попрощаться, он спросил, как мне понравилась его игра на скрипке - я услышал Эйнштейна около недели назад в доме наших общих друзей. Помня это слишком хорошо, я медлил с ответом.
    - Как я играл? - спросил он опять.
    - Относительно хорошо, - ответил я.

    Величайшим моим желанием было послушать Пабло Казальса. Однажды с ним встретился, и моя мечта, казалось, вот-вот осуществится. Но по иронии судьбы играть пришлось мне. Это было в гостях у Мендельсонов, в доме, наполненном творениями Эль Греко, Ремрандта и Страдивари. Франц Мендельсон, сын баккира, сам талантливый виолончелист, позвонил по телефону и спросил, не могу ли я посетить его - у него сейчас гость, который хочет послушать мою игру.
    "Господин Казальс!".. И меня подвели к невысокому лысеющему человеку с трубкой. Он сказал, что рад встрече с молодыми музыкантами - Серкиным и мною. Рудольф Серкин, задыхаясь от волнения, стоял рядом и, казалось, подобно мне, старался побороть робость. Руди уже играл до моего прихода, и теперь Казальс хотел послушать нас вместе. На пюпитре рояля я увидел ре-мажорную сонату Бетховена. "Что же вы не играете?" - спросил Казальс. Нервничая, едва слушая друг друга, мы продемонстрировали довольно жалкую интерпретацию, оборвав сонату где-то в середине. "Браво! Браво! Замечательно!" - зааплодировал Казальс. Франц принес ноты виолончельного концерта Шумана, который Казальс захотел послушать. Никогда не играл я хуже. Казальс попросил сыграть что-нибудь Баха. Вконец раздраженный, я познакомил слушателей с трактовкой, вполне достойной исполнения произведений Бетховена и Шумана.
    - Замечательно! Великолепно! - сказал Казальс и обнял меня.
    В смятении я ушел. Я знал, что играл очень плохо, но тогда почему же он, мастер, хвалил и обнимал меня? Такая явная неискренность огорчала сильнее всего.
    Тем большими были мои стыд и радость, когда лет через пять я встретился с Казальсом в Париже. Мы обедали вместе, играли виолончельные дуэты, а потом я играл ему до поздней ночи. Взволнованный его сердечной теплотой, счастливый, я признался в том, что думал после его похвал в Берлине. Вдруг он страшно рассердился и схватил виолончель. "Слушайте! - он сыграл фразу из бетхоненской сонаты. - Вы помните, что сыграли это именно такой аппликатурой? А, вы помните? Это было ново для меня, это было здорово! А здесь, разве вы не начали этот пассаж смычком вверх, вот так! (он показал). И так он прошелся по сыгранным мной тогда произведениям Шумана и Баха, каждый раз подчеркивая все, что ему понравилось в моей передаче. "А что до остального,- добавил он горячо, - оставим это для невежд и тупиц, которые судят, лишь подсчитывая ошибки. Я могу быть благодарным, и вы также, даже за одну ноту, одну замечательную фразу".
    И я ушел, чувствуя, что общался с великим артистом и другом.

(продолжение следует)



Воспроизведение любых материалов ММВ возможно только по согласованию с редакцией. Если Вы ставите ссылку на ММВ из Internet или упоминаете наш узел в СМИ (WWW в том числе), пожалуйста, поставьте нас в известность.