 |
Фрагмент двенадцатый
Странная профессия.
Можно быть физически и духовно в прекрасной
форме - и сделать ничтожно мало для собственного
удовлетворения... В то же время, будучи больным, в
неблагоприятных обстоятельствах иногда даешь
наилучшее. "Климат " для
гастролирующего музыканта никогда не бывает ни
мягким, ни устойчивым. Его хвалят и оскорбляют
часто после одного и того же концерта. В
Буэнос-Айресе его концерты могут стать золотыми
россыпями, а в Чикаго он потерпит финансовое
фиаско. Порой именно это и вынуждает артиста
проявлять жадность к деньгам. Но даже если он
способен хорошо вести дела, этот талант ему
трудно использовать, когда он сочиняет,
репетирует или выступает.
Иногда ловкость музыканта в практических
вопросах достигает исключительной утонченности.
Вот два примера такой изобретательности.
В Париже я работал с Игорем Стравинским
над переложением для виолончели его сюиты
"Пульчинелла". Меня так радовали эти
встречи, что я пожалел, когда была закончена
пьеса, названная Стравинским "Итальянской
сюитой".
Перед тем как отослать рукопись в печать,
Стравинский пришел ко мне в Нью-Йорке. Он показал
какую-то бумагу и сказал: "Вот контракт,
который вы должны подписать. Но перед этим я
хотел бы объяснить вам условия".
- Условия? Но, дорогой Игорь Федорович, я ни
на что не рассчитывал. Я был счастлив
сотрудничать с вами и рад, что "Итальянская
сюита" будет издана.
- Нет, мой друг, вы имеете право на
авторский гонорар, я настаиваю на этом. Вопрос в
том, согласитесь ли вы на предложение разделить
поровну... Чтобы быть точным: половина вам,
половина мне.
- Ну вот еще! - запротестовал я, не желая
даже слушать об этом.
- Я не уверен, что вы меня поняли. Могу
повторить: разделим поровну - половина вам,
половина мне. Видите ли, дело обстоит так: я автор
произведения, над транскрипцией которого мы
вместе работали. Как композитор я получаю
девяносто процентов, а как авторы транскрипции
мы делим оставшиеся десять процентов на равные
части. Итого - девяносто пять процентов мне, пять
процентов вам, что и составляет пополам, поровну.
Посмеиваясь, я подписал контракт. С тех
пор я избегал заключать сделки из расчета
"разделить поровну", но продолжал любить
музыку Стравинского и восхищаться его
мастерством в арифметике.
Не менее восхитительный проект был
предложен, когда Шнабель, Губерман, Хиндемит и я
решили отметить столетний юбилей Брамса циклом
камерных программ из его произведений для
фортепиано и струнных инструментов. Концерты
должны были состояться в Гамбурге и Берлине. Мы
легко договорились насчет репертуара и дат. На
первый взгляд, казался вполне ясным даже вопрос о
том, как разделить гонорар. Я не сомневался, что
все мы должны получить поровну, но Губерман и
Шнабель хранили молчание. Наконец, Губерман
намекнул, что денежные вопросы надо предоставить
антрепренерам (будучи, конечно, уверен, что при
этом варианте он окажется в наиболее выгодном
положении). Шнабель, негодуя, настаивал, чтобы
вульгарные антрепренеры остались в стороне.
Каждый защищал свою точку зрения тонко, но
упорно. Когда переговоры зашли в тупик, Шнабель
пошел с козыря.
- Господа, мы напрасно тратим время.
Гонорар надо разделить на тридцать пять равных
частей.
- Почему на тридцать пять?! - воскликнул
Губерман.
- Очень просто, - сказал Шнабель. - Мы
сыграем тринадцать произведений для фортепиано
и струнных: три трио, три квартета, три
скрипичные, две альтовые и две виолончельные
сонаты - итого тридцать пять партий. Так как рояль
участвует во всех тринадцати произведениях, я
должен получить тринадцать тридцать пятых всего
гонорара. У скрипача надо вычесть четыре партии -
две виолончельные и две альтовые сонаты, и
поэтому ему причитается девять тридцать пятых.
Виолончелист получит восемь тридцать пятых, а
альтист - пять тридцать пятых.
Разинув рты, мы вынуждены были
согласиться. Еще счастье, что изобретательность
Шнабеля не дошла до того, чтобы подсчитать
количество нот, ибо в таком случае я оказался бы в
еще худшем положении.
(продолжение
следует)
|
